Бородина Ирэна Самуиловна: Вывозили, подписывали документы и все. Мама по блату договорилась, и прислали лошадь с возницей, если вы помните, было кино «Цирк», когда Любовь Орлова едет на катафалке, а он в рясе этой идет и с этим самым… со шляпой, с цилиндром, вот в таком же мы…

Волонтёр: Это, по-моему не «Цирк», а «Веселые ребята», где они там на трубах играли

Бородина Ирэна Самуиловна: Совершенно верно! «Веселые ребята», да-да. Так вот, в такой вознице, в тулупе, в чем я была не помню,  мы купили, все сложились и купили за хлеб гроб, нам сколотили, да. И положили мою тетю Веру в гроб, все сделали хорошо. И на этом мы повезли ее пешком на Пискаревское кладбище. Вы знаете, мы шли: моя мама, невестка, наша жена моего дяди, она была молодая, у нее было 2 детей: 1-классница и 3-летняя девочка, вот. И мы шли через Охтинский мост, такая даль… но мы с мамой были еще молодые. Там похоронен и мой муж, там похоронен и мой сын, там похоронена… мама похоронена очень давно, 25 лет тому назад.

Волонтёр: Мама блокаду пережила?

Бородина Ирэна Самуиловна: Да, так что это для меня там место, точно да, у меня уже все собрано и документы собраны, и все лежит… Все: и моя соседка, и моя невестка знают где, что лежит. Так что, на эти могилы у нас новые. Мамина старая – 25 лет, вот там, вот туда мы, я наврала вам на Волковское кладбище шли мы по Охтинскому мосту.

Волонтёр: А почему по Охтинскому?

Бородина Ирэна Самуиловна: Конечно. Ну, Волковское это же вот здесь кладбище, на Лиговском.

Волонтёр: А какой же это мост, который на Охту идет? Охтинский мост.

Бородина Ирэна Самуиловна: 41-го года, а война началась 22 июня 41-года. Ровно за 2 дня я закончила 10 классов. 21го у нас был выпускной вечер, конечно, тогда никаких красных парусов не было, но все равно школьники после выпускного вечера все шли на Неву. Это был такой же один день как сейчас Алые паруса, и там, конечно, было большое количество наших выпускников. Все братались, все кричали, все поздравляли. В 6 часов вечера мы шли по Невскому домой это было утро 22 июня. Пришла я домой, легла спать, это была суббота, встали все поздно. Меня потом разбудили в 12 часов дня и сказали: «Ируша, война». Это было 22 июня 1941 года. Ну, что…дома поели, попили и пошли в школу. Там собрались, охали, ахали: «Как это может быть!  Это не может быть!». Все говорили: «Ну, это все временно», потому что когда мы учились в 9 классе, была Финская война… Ничего, никто не воевал.  Единственное что было небольшое затемнение,  конечно, и очень плохо топили, и мы учились все в шубах, пальто, вот и все. А потом кто, куда пошел: мальчишки пошли фотографироваться, потому что знали – надо идти в военкомат. Мальчишки пошли в военкомат, а мы пошли фотографироваться, потому что мы считали – Финская война была, и эта есть, будет и кончится. А мы пошли фотографироваться потому что нам надо было поступать в институт. Кто куда, ну, те, которые в институт. Все, я поступила, во второй мед… юридический! Я не хотела быть врачом, у меня вся врачебная семья, я поступила во второй юридический институт, сдавала экзамены. Раньше экзамены сдавали, никаких не было у нас, были аттестаты – ну и что, вот. Я там проучилась до ноября, наверно, 3 месяца. Потом началась оккупация, постепенно начали вывозить детей и институты. Институт уехал, и я осталась без института и без карточки, и без средств к существованию. Карточки были основное, да, вот. Мы учились, у нас было студенческое удостоверение, я даже не помню давали ли нам стипендию, вот этого я не помню. Но то, что после учебы шли, например, я шла на Невский к Елисеевскому магазину, где утром я занимала до учебы очередь, писала, писали нам на руках номер. И с этим номером я подходила в ресторан, который назывался «Восточный» и который был от Невского направо, на Садовой улице, он, по-моему, тоже «Восточный» называется, как бы это… я не знаю, я там 3 года тому назад на свадьбе была, тоже «Восточный», вот. Там мы приходили, садились за столик, давали свои карточки. А у меня карточек дома было очень много потому что: одна тетя, другая, мама. Приходила официантка, отрезала талончики, приходили с бидонами, с кастрюльками. Давали нам первое и второе, и мы шли домой с продуктами, и вот так было каждый день, а потом и это кончилось… потом и это кончилось. Потом на карточки уже ничего не выдавали, потому из Ленинграда вывозили людей и оборудование заводы, вот. А в Ленинград почти ничего не доставляли… почти ничего, потому что поезда работали только на выезд. Так была эвакуация организована. Вывезли очень много народу, конечно, кто хотел уезжал, а мы остались… а мы остались. Маме предложили возглавлять санитарную службу одного из эшелонов, вот. Сказали: «Доктор, берите что хотите, кого хотите, того берите — всех». Все мои пожилые люди уже, все отказались ехать, и я естественно тоже нет. Мы остались все в Ленинграде.

Волонтёр: А вы работали потом? Ну, чтобы карточки как-то получить.

Бородина Ирэна Самуиловна: Так, карточка иждивенческая.

Волонтёр: Ну, иждивенческая, а рабочая все-таки побольше.

Бородина Ирэна Самуиловна: Так иждивенческая, и так я была долго… Да, сначала, юридический институт закрепился за Европейской гостиницей, там был госпиталь развернут, вот. И мы ходили туда, просто нас кормили иногда там. И мы делали что: таскали больных в ванные, сматывали бинты, убирали.

Волонтёр: Стирали

Бородина Ирэна Самуиловна: Да, да, и вот так и вот там я работала вот, таким… теперь это называется волонтер.

Волонтёр: Да, импортное слово.

Бородина Ирэна Самуиловна: Раньше «дружинец».

Волонтёр: Добровольцы, раньше, наверно назывались.

Бородина Ирэна Самуиловна: Да-да, мы добровольцы.

Волонтёр: Комсомольцы-добровольцы.

Бородина Ирэна Самуиловна: Мы ходили туда, иногда нас подкармливали, когда какая-то смена дежурила: «Вот, пришли там девчонки», вот, иногда нас подкармливали. Причем, в ресторане «Европейской» гостиницы, где кормили всех, да… Вот, уже никакой гостиницы там не было, там был госпиталь, вот, и там. Это было 8 сентября, по-моему, 8, по-моему этот день, когда считали, что блокада началась. Был ужасный обстрел, стреляли по Невскому, по Гостиному двору и по Думе, мне он запомнился…мне он запомнился. Я была в палате, мои палаты были на 2 этаже, окна выходили на Невский проспект, и попал снаряд… снаряд. Это не авиация, это обстреливали, это был обстрел, и снаряд попал… Вот вы себе представляете, сейчас, по-моему, называется Торговая палата, а раньше был там павильон Росси, такой…там были театральные кассы. Это как раз между Гостиным и Думой. Павильон Росси он назывался, да. Вот туда попал снаряд, было очень много чего разбито, и люди, которые шли по Невскому, погибали от осколков, вот так вот. И… я была в это время в коридоре там, это был день, это было часа 3, наверно, ну, днем это было. И ко мне прибежали больные, раненные, сказали: «Сестрица, сестрица, -ну, какая я была сестрица никакая я не была сестрица, — зайдите к нам в палату». Я зашла в палату, там были разбиты стекла, и на подоконнике лежала одна… (как мне говорят, никогда на себе не показывай) предплечье, рука, то есть взрывная волна… Ужасно… я крови боялась, почему я стала врачом? Я говорю, потому что я случайно врач. Ужасная окровавленная рука такая лежала. «Сестричка, сестричка» сама вообще убежала сразу, ла. Ну, вот так вот, да. К вечеру я пришла домой, и мне говорят: «Слушай, обстрел же был на Невском проспекте», наши по радио все слышали, радио работало… радио работало всегда! То есть когда попадала бомба куда-то в квартиру, тогда, конечно, все замолкало, это естественно, потому что перебило все, а радио работало, радио, да, очень хорошо работало радио. Мы по радио и жили, да. Значит, эвакуация началась, институты все уехали, маме предложили ехать мама осталась….

Дядя мой работал один на Сенном рынке… не Сенной рынок, как он называется на Петроградской… Ситный. У Ситного рынка он работал, и там на подводах, ну, привозили из области что-то, нельзя сказать, что вообще ничего не кормили. И там было много лошадей, и их кормили дурандой. Что такое дуранда? Это жмых, спрессованный так, вот так кормили лошадей. А мой дядька там недалеко работал, и им иногда продавали эту дуранду, и он приносил ее домой. И из этой дуранды и из столярного клея, мы варили студень…да-да. Вот эти дуранда и клей и была наша еда, потому что остальное… круп не давали и, в общем, было очень плохо. Короче говоря, институт уехал, мое волонтерство ушло. Мама работала, дежурного врача, который оставался на сутки, кормили обязательно, мама всегда мне что-то приносила. И потом, я пошла работать, вот откуда я имею удостоверение, и пиджак сейчас свой вам покажу. Я работала санитаркой в госпитале, который открылся вы тоже знаете где, на улице Правды, где сейчас гостиница «Эрмитаж», это был клуб хлебопекарной промышленности, потом его называли клубом пищевой промышленности. Вот там был развернут госпиталь, я жила на Рубинштейна, мне где-то нужно было устроиться куда-то. Я устроилась там санитаркой, а кем я еще могла устроится? Никем. Там была тяжелая работа, но там давали поесть, и там давали карточку…

Волонтёр: Да? Уже рабочую?

Бородина Ирэна Самуиловна: Да-да-да, я там проработала довольно долго, когда прорвали блокаду, и наши войска стали уходить к Пскову, к Новгороду в эту сторону, к Прибалтике, можно было идти. Мама оставалась одна, все умерли. И вот тетка с двумя девочками, они уехали, 5 мая, они уехали. Мама сказала: «Я прошу тебя, не уходи, не уезжай я одна остаюсь», можно было уйти, куда? Или на военный завод, ну, были военные заводы, заводы какие еще работали? Очень плохо, промышленность вся была вывезена. Устроится можно было только или на завод, или еще молодых вот таких, если в институты. Приехали институты, и я пошла в медицинский институт, вот так. Вот так я стала врачом.

Я получила талон на 3 метра материала мануфактуры и на полуботинки. Мы же были голые и босые, мы обносились, я все мамино сносила. Мы же вырастали все-таки, и все пообносилось, вот так вот. Я окончила в 47-году, все. Это дело кончилось. В 48 году я вышла замуж, очень удачно, я прожила очень интересную жизнь, но с очень большими потерями. В 48 году, я вышла совершенно случайно. Пришел один родственник и искал мою маму, сибиряк. Сибиряк, он поступал в военно-воздушную инженерную академию, и нашел мою маму, пришел. Мама ему сказала: «приходи к нам, сдавай экзамены, мы на Рубинштейна, у нас буквально пустая квартира, приходи, занимайся». И он буквально на 2 день пришел со своим другом, друг оказался моим мужем потом.

Волонтёр: В будущем?

Бородина Ирэна Самуиловна: Да-да, в 48 году я вышла замуж, он тоже поступил в военно-воздушную инженерную академию,  тоже прошел войну, да. Вот, они кончили с моим этим, так сказать, родственником. Родственник потом быстро уехал, а мой муж остался со мной. Вот такая я была девочка, хорошая девочка. Он был русский, фамилия его была Бородин, он был… родился в Тбилиси, там остались его родственники, потом его отец умер… В общем, короче, говоря, он вырос на юге, потом началась война. Он моего возраста, чуть постарше, поэтому он тоже пошел в первые дни на войну, как все. И войну он отработал всю. Был мотористом в аэропорту, вот. Потом он, естественно демобилизовался, и потом его друг говорит: «я поступил в академию сюда, поедем». И он поехал и тоже поступил в академию, вот. И мы с ним познакомились, и мы очень хорошо жили замечательно. Он был очень хороший человек, интересовался искусством, а я все знала и водила его по Ленинграду, показывала это такой дом, этот построен, этот там, этот там… В общем, я его завлекла, вот. Потом он кончил, 5 лет мы прожили здесь, потом он кончил и его отослали инженером в Сальцы Новгородской области. И в это время у меня родился сын, и я здесь работала… и поехала я к нему, только через 2 года, когда сыну стало 2. Так он приезжал, Сальцы это 5 часов езды отсюда, вот. И потом поехала, и потом 12 лет ездила с ним по городкам. У нас была счастливая жизнь… все было очень хорошо. Единственное, что я, да и все со мной очень считались в городке, потому что летчики… инженеры это уже вторая каста, первая каста – летчики, штурманы, летный состав. Везде ведь авиация стоит далеко от города…

Волонтёр: У вас очень много наград разных, здорово…

Бородина Ирэна Самуиловна: Да, бросьте вы расстегивать.

Волонтёр: А какая самая ценная для вас, самая дорогая?

Бородина Ирэна Самуиловна: Во-первых, за Отечественную войну орден, а это за Оборону Ленинграда. Остальные… А это Жукова, Жуков где?

Волонтёр: Вот он.

Бородина Ирэна Самуиловна: Ну, Жуков здесь да. Вот эта очень хорошая, вот эта не у всех есть. Это знаете, что такое?

Волонтёр: Фронтовик, да.

Бородина Ирэна Самуиловна: Да, фронтовик, написано. А вы знаете что тут такое? Посмотрите хорошенечко, это в Германии, в парке, стоит воин с девочкой на руках.

Волонтёр: Алеша?

Бородина Ирэна Самуиловна: Алеша, нет, стоит…это Болгария, русский солдат, да. А остальное все ерунда, это все памятное. Вот это красивая, вот эта последняя, вот эта за Оборону Ленинграда!