Мария Семёновна: В 43-м году меня призвали в армию, мне было тогда 18 лет. А в начале войны было 16 лет всего. Наши освободили Киев как раз. И с Востока всех более-менее подходящих по возрасту сюда перевели. Тем более, что я была в железнодорожных войсках. Это редкое явление тут в городе. Тут, в основном, блокадники, какие-то войска…

Волонтёр: А вы помните, где и как вы встретили День победы?

Мария Семёновна: День победы мы встречали здесь – есть такая станция Борзя. В Монголию шла ветка и в Манчжурию. В то время Маньчжурия была оккупирована японцами, и на границе стояли японцы. Когда началась война с Японией, наши войска отсюда в 45-м году с Запада, к нам сюда на Восток начали прибывать где-то с 15-го мая. Сразу было сказано, что через три месяца после окончания войны [Великой Отечественной] начнётся война с Японией. Нас заменили прибывшими войсками, а мы поехали дальше. В начале всё было ничего, но там есть станция Хайлар, там наши войска особенно принимали бой. Нас тоже задержали немножко, а потом мы поехали, там есть такие горы Хинган. Многие воевали там, но они были на Дальнем Востоке, а мы тут, за Байкалом. В этой горе Хинган железная дорога, когда вылезаешь, смотришь вниз, земли почти не видно. Доехали мы до Харбина. Мало кто о нём слышал… В Харбине очень много было наших русских. После гражданской войны вся Семёновская, по-моему, армия шла в Монголию. Их там много было. Даже женщины, офицеры с женами туда уехали. И когда мы в Харбине обслуживали нашу железную дорогу, к нам несколько раз прикомандировывали на вокзал двух бывших военных (русских офицеров). Многие из них знали, где находится Казань, но не имели представления даже, где находится Канаш (откуда я была). В то время эта дорога была русской, а потом её отдали китайцам. Один офицер больше сидел в конторе, а второй бегал со мной, я у него даже пару раз была в квартире. Жили они там не особо то богато: квартирка была как у нас сейчас, или даже ещё меньше. Так что многие из этих офицеров собирались подавать прошение, чтобы вернуться в Россию, но связи то не было у нас, война то с Японией была всего месяц. Но у нас до сих пор нету с Японией мирного договора.

Волонтёр: А после войны с Японией вы что делали?

Мария Семёновна: Мы оставались там до конца ноября, дальше начали нашу часть (девчат) демобилизовать. Я могла остаться в части, как вышла замуж, в Харбине. Часть, где служил мой муж тоже должны были демобилизовать, но их отправили в Корею. Меня тоже могли отправить туда, но я не согласилась ехать. Говорю: «Мне хватит нашей России». А их потом из Кореи вывели и отправили эту часть на Курилы. Долго писал нам письма сослуживиц мужа, он писал из Курил. Муж меня часто упрекал в том, что я не захотела поехать.

Волонтёр: А почему упрекал?

Мария Семёновна: Ну, жизнь тогда была не особо хорошая. Вот рассказывали, наверно, как тут жили в Ленинграде. Но Ленинград и Москва были на особом таком снабжении. Так что, вроде, Ленинград и Москву снабжали лучше, чем те места, где я жила — в Чувашии, Острогожск (рядом с Воронежем) …

Когда война началась, мой муж должен был демобилизоваться, но началась война, и он остался в железнодорожных войсках. Служил связистом (кино-радиомеханик). То есть, когда в части кино показывали, он был с этим аппаратом.

Волонтёр: А кино часто показывали?

Мария Семёновна: Да каждую неделю показывали.

Волонтёр: А о чём были фильмы?

Мария Семёновна: Разные фильмы из центра присылали и показывали. Все видели наши фильмы там, заграничных не было. Потом был в части радиоузел, мой муж его обслуживал тоже. А мы обслуживали железную дорогу. Составляли перепись вагонов. Вот состав пришёл на станцию, надо пробежать и каждый вагон переписать, записать номер. А потом дальше шло, если приходил состав на станцию, могли расформировать его, и одну часть – в одну сторону, другую – в другую сторону.

Когда началась война, я ещё только заканчивала школу, собиралась поступать в институт. Но пока мы там определялись, всех из этого института отправили в колхозе. Мы с Людкой [подругой] покрутились, покрутились. Это же начало войны, когда Немец подходил к Москве, мы все думали, что он дойдёт до Казани. Я в 10-м классе училась, мы две недели в колхозе работали, а потом два месяца – на окопах. По всем оврагам, по чувашским деревням лазили и окопы копали. Когда немцев начали от Москвы двигать, нас уже вернули в школы. Начался учебный год — в сентябре мы ещё в колхозе работали; октябрь, ноябрь, декабрь – опять не учились, а были на окопах, а вот с января начали учиться дальше. Я училась в железнодорожной школе – 8 и 9 класс, а в 10 классе сделали в нашей школе госпиталь, а мы учились в старых бараках. Но у нас в бараке были сначала только начальные классы, а потом и нас туда перевели.

Потом шесть месяцев под Москвой мы были в учебном пункте. Нас учили: кого на телефонисток, кого на телеграфисток. Я кончала среднюю школу, училась потом на телеграфистку. И потом, в начале 44 года нас должны были отправить на фронт обслуживать части: все эти телефоны, телеграфы… Киев освободили, а там Японцы всё время угрожали напасть на Россию [Советский Союз]. Но как только Киев освободили, Японцы притихли немножко. Так что нас отправили на Восток, а с Востока всех, кто по моложе, их отправили на Запад. Мы – работники железной дороги. И военные, и гражданские. Но обслуживающие там были военные. И генералы, и семьи. Даже повара у нас были военные.

Волонтёр: А что вы почувствовали, когда узнали, что война закончилась? Как это происходило?

Мария Семёновна: Когда окончилась война, мы были с художественной самодеятельностью в Чите. Даже где-то фотографии есть: мой муж в гражданском, и я в платье стою. С нами были жёны офицеров, они нам дали [платья].

Волонтёр: А какие у вас награды есть?

Мария Семёновна: Вот у меня за победу над Германией вот эта медаль, эта – за победу над Японией; орден Отечественной войны второй степени. Первой степени давали тем, у кого были ранения, у кого не было – второй. Но это только военные, остальные – юбилейные. Мало нам давали, но вот эти вот две медали – военные ещё. А после всякие эти медали, через двадцать пять лет начали [давать]. 25 лет, 30 лет, и дальше, и дальше, где-то была медаль Жукова. Последнюю, сказали, скоро принесут (75 лет).