— Расскажите, как Вы пошли воевать.
— Я родился 7 мая 1925 года. В 1941 мне было 16 лет, уже имел паспорт. Мы, 16-летние ребята пришли в военкомат. Там сказали: «Сколько вам лет? Уходите, вы нам не нужны! Когда понадобитесь – позовем».
– Тогда Вы так и не попали на фронт?
— В 16 лет не брали. В деревнях было проще, ребята приписывали себе возраст, паспортов у них не было.
— На каких фронтах Вы воевали?
— В 1943 году я попал на фронт. В это время наши войска уже освобождались. Сначала я попал в Четвертый Украинский фронт. Потом перевали в Третий, потому что Четвертый начал готовиться к освобождению Крыма.
Первая настоящая «стычка» была в Гуляйполе, там остановились. Потом пошли дальше на запад. Под Запорожьем и был ранен и попал в госпиталь. В госпитале провалялся очень долго: у меня на правой руке были перебиты сухожилья. Рука не разжималась, мне ее сшивали.
После госпиталя меня отправили в другую часть. Часть была механизирована, мы делали переправы. Потом нас перевели, когда была построена переправа – мост на Днепре. Это был февраль 1944 года. Пошел в наступление: мы освобождали полосу вдоль Черного моря, Азовского моря, Одессу. И вышли мы на юг: там нам дали отдохнуть.
Наш полк участвовал в Сталинградской битве. Окончательно полк состоял из 2 батальонов: один батальон формировался в Астрахани, и там все астраханцы; другой – в Горьком (сейчас Нижний Новгород). После падения Сталинграда, часть была отправлена на юг, и был сформирован полк в Калаче-на-Дону. Командиром был Подлобенко, полковником, начальником штаба – Рождественский. В Глинное наш полк разбили надвое: один остался с Подлобенко, они помогали осуществлять переправу через Днепр.
Наша часть попала в Первый Белорусский фронт, началась операция «Багратион». Операция интересна тем, что в ней принимали участие ни один, ни два фронта, а гораздо больше: Первый Украинский, Первый Белорусский, Второй Белорусский, Третий Белорусский, Прибалтийские, Ленинградские и так далее. Цель была одна: освобождение Белоруссии.
Мы подошли к границе. Оказалось, у нас сохранилось так много оружия, боеприпасов! Так мы дошли до Волги, южнее Варшавы построили переправы. Офицеры жили в домах, командир полка – в палатке, а мы – в окопах. Там было построено очень много высоководных мостов: говорят, их было 16.
Наступление должно было бы 16-18 января, но начали 12. А 30 января я лично был уже в Кюстрине (город в Германии). То есть наступление шло настолько быстро, что превзошло все ожидания. Шли не вдоль линии фронта, а поперек, будто зигзагами. Города не брали: иногда бои завязывались большие, но потом шли дальше, поэтому так быстро и прошли. Так наткнули на город Познань, там сделали крепость: но мы окружили и ушли.
В Германии что город, что село: все одинаковое. Так же у всех есть водопровод, центральное отопление, печки. И вот штаб наш остановился в одной деревне, рядом с нами был полк ночных бомбардировщиков: одни молодые девочки. Они совершали ночные полеты.
От Кюстрина до Берлина около 60 километров: совсем рядом. Поскольку мы были в Первом Белорусском фронте, мы шли прямо на Берлин.
— Страшно было?
— Страшно? Нет такого слова. Это ужас! Вы даже представить себе не можете, что это такое.
Например, когда мы освобождали Белоруссию, ее уже практически не было. В 70-ых годах я по работе приехал туда, и товарищ возил меня по местам боевых действий. Привез он меня в деревушку, которая во время войны была сожжена: всех людей загоняли в сарай, обкладывали соломой и сжигали. Страшно.
Большой преградой перед Берлином были Зееловские высоты. Там было подбито очень много танков.
14 апреля 1944 года начался штурм Берлина. А 20 апреля и я был в Берлине. Бои были грандиозные! 2 мая 1945 пал Берлин: это был настоящий блиц-крик.
7 мая утром в Бад-Ибурге мы встретились с американцами. Бад-Ибург – интересный город, но центр был разбит, там совершенно ничего не было. Посреди города течет река Эльба, и там был островок, на котором размещались наши палатки.
7 мая был мой день рождения, и один американец подарил мне бумажный желтый доллар, а на нем было что-то написано. Я должен был ответить: достал советский рубль (нам, солдатам, выдавали на месяц 10 рублей) и тоже на нем кое-что написал.
Нас на машине отвезли в Кюстрин, там оставалась переправа и люди, надо было их забрать. Забрали их, а ночью 8 мая вернулись в Берлин. И вдруг: что такое?! Трах-тарарах, стрельба невозможная! Это подписали договор! 8 мая поздно вечером подписали. Так я встретил победу в Берлине.
Потом началась обычная служба. Мы должны были быть побриты, у каждого должен был быть белый воротник. Мы делали мост: не так, как делали во время войны – не как попало. Красивый мост построили.
Я был во взводе управления и связи, поэтом знал очень много того, что не всем было известно. Занимался фотографией и мне давали очень много вольностей. Я много снимал, но не в чем мне было везти домой фотографии. Поэтому я все хранил в катушках.
Я окончил службу в феврале 1948 года. Не знал, что делать, куда идти работать. Сестра привела в школу. А там как раз дежурила преподавательница, которая нас учила. Я окончил до войны 8 классов, меня должны были опросить все преподаватели и высказать свое мнение: смогу ли я дальше учиться.
Так я окончил 10 классов, приехал в Ленинград и поступил в электротехнический университет Ульянова-Ленина.
